|
|
|
|
|
Двенадцать стульевГлава V. Великий комбинаторВ половине двенадцатого с — Дядя,— весело кричал он,— дай десять копеек! Молодой человек вынул из кармана нагретое яблоко и подал его беспризорному, но тот не отставал. Тогда пешеход остановился, иронически посмотрел на мальчика и тихо сказал: — Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат? Зарвавшийся беспризорный понял всю беспочвенность своих претензий и отстал.
Молодой человек солгал: у него не было ни денег, ни
квартиры, где они могли бы лежать, ни ключа, которым можно было
бы квартиру отпереть. У него не было даже пальто. В город
молодой человек вошел к, зеленом в талию костюме. Его могучая
шея была несколько раз обернута старым шерстяным шарфом, ноги
были в лаковых штиблетах с замшевым верхом апельсинного цвета.
Носков под штиблетами не было. В руке молодой человек держал
астролябию. «О баядерка, Тут для него нашлось много дела. Он втиснулся в шеренгу продавцов, торговавших ка развале, выставил вперед астролябию и серьезным голосом стал кричать: — Кому астролябию? Дешево продается астролябия! Для делегаций и женотделов скидка. Неожиданное предложение долгое время не рождало спроса. Делегации домашних хозяек больше интересовались дефицитными товарами и толпились у мануфактурных палаток. Мимо продавца астролябии уже два раза прошел агент Старгуброзыска. Но так как астролябия ни в какой мере не походила на украденную вчера из канцелярии Маслоцентра пишущую машинку, агент перестал магнетизировать молодого человека глазами и ушел. К обеду астролябия была продана слесарю за три рубля. — Сама меряет,— сказал молодой человек, передавая астролябию покупателю,— было бы что мерять. Освободившись от хитрого инструмента, веселый молодой человек пообедал в столовой «Уголок вкуса» и пошел осматривать город. Он прошел Советскую улицу, вышел на Красноармейскую (бывшая Большая Пушкинская), пересек Кооперативную и снова очутился на Советской. Но это была уже не та Советская, которую он прошел: в городе было две Советских улицы. Немало подивившись этому обстоятельству, молодой человек очутился на улице Ленских событий (бывшей Денисовской). Подле красивого двухэтажного особняка э 28 с вывеской СССР, РСФСР молодой человек остановился, чтобы прикурить у дворника, который сидел на каменной скамеечке при воротах. — А что, отец,— спросил молодой человек, затянувшись,— невесты у вас в городе есть? Старик дворник ничуть не удивился. — Кому и кобыла невеста,— ответил он, охотно ввязываясь в разговор. — Больше вопросов не имею,— быстро проговорил молодой человек. И сейчас же задал новый вопрос: — В таком доме да без невест? — Наших невест,— возразил дворник,— давно на том свете с фонарями ищут. У нас тут государственная богадельня: старухи живут на полном пенсионе. — Понимаю. Это которые еще до исторического материализма родились? — Уж это верно. Когда родились, тогда и родились. — А в этом доме что было до исторического материализма? — Когда было? — Да тогда, при старом режиме. — А, при старом режиме барин мой жил. — Буржуй? — Сам ты буржуй! Сказано тебе — предводитель дворянства. — Пролетарий, значит? — Сам ты пролетарий! Сказано тебе — предводитель. Разговор с умным дворником, слабо разбиравшимся в классовой структуре общества, продолжался бы еще бог знает сколько времени, если бы молодой человек не взялся за дело решительно. — Вот что, дедушка,— молвил он,— неплохо бы вина выпить. — Ну, угости. На час оба исчезли, а когда вернулись назад, дворник был уже вернейшим другом молодого человека. — Так я у тебя переночую,— говорил новый друг. — По мне хоть всю жизнь живи, раз хороший человек. Добившись так быстро своей цели, гость проворно спустился в дворницкую, снял апельсинные штиблеты и растянулся на скамейке, обдумывая план действий на завтра. Звали молодого человека Остап Бендер, Из своей биографии он обычно
сообщал только одну подробность: «Мой папа,— говорил он,—
был Лежа в теплой до вонючести дворницкой, Остап Бендер отшлифовывал в мыслях два возможных варианта своей карьеры. Можно было сделаться многоженцем и спокойно переезжать из города в город, таская за собой новый чемодан с захваченными у дежурной жены ценными вещами. А можно было завтра же пойти в Стардеткомиссию и предложить им взять на себя распространение еще не написанной, но гениально задуманной картины; «Большевики пишут письмо Чемберлену», по популярной картине художника Репина: «Запорожцы пишут письмо султану», В случае удачи этот вариант мог бы принести рублей четыреста. Оба варианта были задуманы Остапом во время его последнего пребывания в Москве. Вариант с многоженством родился под влиянием вычитанного в вечерней газете судебного отчета, где ясно указывалось, что некий многоженец получил всего два года без строгой изоляции. Вариант № 2 родился в голове Бендера, когда он по контрамарке обозревал выставку АХРР. Однако оба проекта имели свои недостатки. Начать карьеру многоженца без дивного, серого в яблоках, костюма было невозможно. К тому же нужно было иметь хотя бы десять рублей для представительства и обольщения. Можно было, конечно, жениться и в походном зеленом костюме, потому что мужская сила и красота Бендера были совершенно неотразимы для провинциальных Маргарит на выданье, но это было бы, как говорил Остап: «низкий сорт, не чистая работа». С картиной тоже не все обстояло гладко: могли встретиться чисто технические затруднения. Удобно ли будет рисовать т. Калинина в папахе и белой бурке, а т. Чичерина — голым по пояс? В случае чего можно, конечно, нарисовать всех персонажей в обычных костюмах, но это уже не то. — Не будет того эффекта! — произнес Остап вслух.
Тут он заметил, что дворник уже давно о — Полицмейстер ему честь отдавал… Приходишь к нему, положим, буду говорить, на Новый год с поздравлением — трешку дает… На пасху, положим, буду говорить, еще трешку. Да, положим, в день ангела ихнего поздравляешь… Ну, вот одних поздравительных за год рублей пятнадцать и набежит… Медаль даже обещался мне представить. «Я, говорит, хочу, чтобы дворник у меня с медалью был». Так и говорил: «Ты, Тихон, считай себя уже с медалью…» — Ну и что, дали?
— Ты погоди… «Мне, говорит, дворника без медали не
нужно». В — А твоего барина что, шлепнули? — неожиданно спросил Остап. — Никто не шлепал. Сам уехал. Что ему тут было с солдатней сидеть… А теперь медали за дворницкую службу дают? — Дают. Могу тебе выхлопотать. Дворник с уважением посмотрел на Бендера, — Мне без медали нельзя. У меня служба такая. — Куда ж твой барин уехал? — А кто его знает! Люди говорили, в Париж уехал. — А!.. Белой акации, цветы эмиграции… Он, значит, эмигрант? — Сам ты эмигрант… В Париж, люди говорят, уехал. А дом под старух забрали… Их хоть каждый день поздравляй — гривенника не получишь!.. Эх! Барин был!.. В этот момент над дверью задергался ржавый звонок. Дворник, кряхтя, поплелся к двери, открыл ее и в сильнейшем замешательстве отступил. На верхней ступеньке стоял Ипполит Матвеевич Воробьянинов, черноусый и черноволосый. Глаза его сияли под пенсне довоенным блеском. — Барин! — страстно замычал Тихон. — Из Парижа!
Ипполит Матвеевич, смущенный присутствием в дворницкой
постороннего, голые фиолетовые ступни которого только сейчас
увидел — У нас хотя и не Париж, но милости просим к нашему шалашу. — Здравствуй, Тихон,— вынужден был сказать Ипполит Матвеевич,— я вовсе не из Парижа. Чего тебе это взбрело в голову? Но Остап Бендер, длинный благородный нос которого явственно чуял запах жареного, не дал дворнику и пикнуть. — Отлично,— сказал он, кося глазом,— вы не из Парижа. Конечно, вы приехали из Кологрива навестить свою покойную бабушку. Говоря так, он нежно обнял очумевшего дворника и выставил его за дверь прежде, чем тот понял, что случилось, а когда опомнился, то мог сообразить лишь то, что из Парижа приехал барин, что его, Тихона, выставили из дворницкой и что в левой руке его зажат бумажный рубль. Тщательно заперев за дворником дверь, Бендер обернулся к все еще стоявшему среди комнаты Воробьянинову и сказал: — Спокойно, все в порядке. Моя фамилия Бендер! Может, слыхали? — Не слышал,— нервно ответил Ипполит Матвеевич, — Ну, да откуда же в Париже может быть известно имя Остапа Бендера? Тепло теперь в Париже? Хороший город. У меня там двоюродная сестра замужем, Недавно прислала мне шелковый платок в заказном письме… — Что за чепуха! — воскликнул Ипполит Матвеевич. — Какие платки? Я приехал не из Парижа, а из… — Чудно, чудно! Из Моршанска. Ипполит Матвеевич никогда еще не имел дела с таким темпераментным молодым человеком, как Бендер, и почувствовал себя плохо. — Ну, знаете, я пойду,— сказал он. — Куда же вы пойдете? Вам некуда торопиться. ГПУ к вам само придет. Ипполит Матвеевич не нашелся, что ответить, расстегнул пальто с осыпавшимся бархатным воротником и сел на лавку, недружелюбно глядя на Бендера. — Я вас не понимаю,— сказал он упавшим голосом. — Это не страшно. Сейчас поймете. Одну минуточку, Остап надел на голые ноги апельсинные штиблеты, прошелся по комнате и начал: — Вы через какую границу? Польскую? Финляндскую? Румынскую? Должно быть, дорогое удовольствие. Один мой знакомый переходил недавно границу, он живет в Славуте, с нашей стороны, а родители его жены — с той стороны. По семейному делу поссорился он с женой, а она из обидчивой фамилии. Плюнула ему в рожу и удрала через границу к родителям. Этот знакомый посидел дня три один и видит — дело плохо: обеда нет, в комнате грязно, и решил помириться. Вышел ночью и пошел через границу к тестю. Тут его пограничники и взяли, пришили дело, посадили на шесть месяцев, а потом исключили из профсоюза. Теперь, говорят, жена прибежала назад, дура, а муж в допре сидит. Она ему передачу носит… А вы тоже через польскую границу переходили? — Честное слово,— вымолвил Ипполит Матвеевич, чувствуя неожиданную зависимость от разговорчивого молодого человека, ставшего на его дороге к брильянтам,— честное слово, я подданный РСФСР. В конце концов я могу показать паспорт…
— При современном развитии печатного дела на Западе
напечатать советский паспорт — это такой пустяк, что об этом
смешно говорить… Один мой знакомый доходил до того, что
печатал даже доллары. А вы знаете, как трудно подделать
американские доллары? Там бумага с такими, знаете,
разноцветными волосками. Нужно большое знание техники. Он
удачно сплавлял их на московской черной бирже; потом оказалось,
что его дедушка, известный валютчик, покупал их в Киеве и
совершенно разорился, потому что доллары были Ипполит Матвеевич, рассерженный тем, что вместо энергичных поисков брильянтов он сидит в вонючей дворницкой и слушает трескотню молодого нахала о темных делах его знакомых, все же никак не решался уйти. Он чувствовал сильную робость при мысли о том, что неизвестный молодой человек разболтает по всему городу, что приехал бывший предводитель. Тогда — всему конец, а может быть, еще посадят. — Вы — Вот! Вот! Это конгениально! Прежде всего актив: имеется эмигрант, вернувшийся в родной город. Пассив: он боится, что его заберут в ГПУ. — Да ведь я же вам тысячу раз говорил, что я не эмигрант. — А кто вы такой? Зачем вы сюда приехали? — Ну, приехал из города N по делу. — По какому делу? — Ну, по личному делу. — И после этого вы говорите, что вы не эмигрант?.. Один мой знакомый тоже приехал… Тут Ипполит Матвеевич, доведенный до отчаяния историями о знакомых Бендера и видя, что его не собьешь с позиции, покорился. — Хорошо,— сказал он,— я вам все объясню. «В конце концов без помощника трудно,— подумал Ипполит Матвеевич,— а жулик он, кажется, большой. Такой может быть полезен». |
|||
|
 |
|
 |
